Стив Эйлетт

Криминальная студия (отрывки из книги)

(Steve Aylett, “The Crime Studio”, 1994)

 

Одиночка (Solitary)

 

У Джо Одиночки было детское личико, поразительно замкнутый характер, и глубинная страсть к саморазрушению, привлекавшая к нему жителей Светлагера. Он получил своё прозвище за любовь к одиночному заключению, которое, по его словам, просто затягивало.

Однако это было не самой сильной из его навязчивых идей. Как-то в школе Одиночку выпороли за проступок, которого он не совершал; большинство из нас заключило бы из этого, что следование правилам не приносит особой выгоды, но Джо был более впечатлителен – он полюбил состояние жертвы ложного обвинения, этот тёплый кайф мученичества, и впоследствии использовал любые доступные средства, чтобы попасть в тюрьму за преступления, к которым не имел никакого отношения. Чёрный цвет кожи несомненно помогал ему в этом. Джо просматривал газеты, выискивая заметки о преступлениях, и заваливался в полицейский участок для чистосердечного признания.

Поначалу он безрассудно ухмылялся и сознавался в вооружённых ограблениях, угонах автомобилей, политических захватах заложников, и даже в смертях на боксёрском ринге, где тысячи свидетелей могли подтвердить его невиновность. Количество и разнообразие его признаний, а также полное отсутствие мотивов заставили копов задуматься – даже шефа полиции Генри Колобокса, который больше всего напоминал копа с детских рисунков.

Вскоре Джо осознал, что спорол чушь. Все вокруг знали, что он псих, и хочет сесть в тюрьму без веской на то причины. В конце концов Одиночка заявил, что он – главарь банды, только что совершившей налёт на ювелирный магазин, но тут в полиции появился настоящий главарь, с негодованием во всём сознался, и подкрепил свои показания фотографиями. Это решило дело.

Над Джо все смеялись – он даже не знал деталей преступлений, в которых сознавался! В лжепризнаниях он потерпел полную неудачу.

Одиночка решил испытать другой подход. Ему надо было выложить копам все детали ещё до того, как преступление попадёт на первые полосы газет, а в идеале – даже до того, как в полиции о нём узнали. Для этого он попытался просочиться в преступный мир, подпитаться слухами о готовящихся заварушках, втереться в доверие к закоренелым преступникам и всё у них вызнать, но они посылали Джо далеко и надолго, только завидев его несчастный взгляд. Все вокруг знали, что Одиночка доведён до отчаяния.

Разумеется, однажды на горизонте появился анти-герой, которому хватило мозгов распознать в Джо Одиночке идеальное алиби. Это был супер-взломщик Билли Панацея, известный жителям Светлагера как человек, способный думать, не переставляя ног. Преступная карьера Билли началась ещё в юности, когда он разбил бутылку о чью-то голову, и был тут же арестован по обвинению в том, что притворялся копом. С этого дня он постоянно искал способы надуть полицейских, поскольку в отличие от большинства светлагерских бандитов понимал, что самое важное в преступлении – это выйти сухим из воды.

Билли Панацея предложил Одиночке свой план. Джо присоединяется к Билли и компании, когда они идут на дело; Билли с парнями вычищают сейф, а Джо сидит в уголке и размышляет о Святой Троице; ему даже таскать ничего не придётся. Потом он оставляет свои отпечатки пальцев на сейфе, оконной раме и монтировке, которую они бросают на месте преступления. На следующее утро Одиночка топает в участок, во всём сознаётся и закладывает Билли и парней. Копы немедленно отметают его версию, зная, что это всего лишь очередная попытка Джо сесть в одиночку, и автоматически снимают подозрение с банды Билли – если Одиночка говорит, что они там были, значит их там и близко не было. Джо не попадает в тюрьму, но в качестве компенсации Билли отдаёт ему часть добычи.

План был превосходен, однако – как отлично знал Билли, и как не раз повторял его адвокат – закон несовместим с реальностью.

Налёт начался как по нотам. Кроме Билли на дело пошли взломщики-близнецы Мордобрайль и Крюкоглав, которые подбирали коды к сейфам с такой лёгкостью, что большую часть времени просто прикалывались над Одиночкой. Он наблюдал за ними, сидя в кресле; когда дверца распахнулась, лицо его озарила блаженная улыбка. Билли стоял у окна на стрёме, время от времени поворачиваясь к близнецам и выплёвывая команды, словно изнурённый снайпер. Потом Джо прошёлся по всем более-менее твёрдым поверхностям, оставляя на них свои пальчики; под конец он, словно Аль Пачино, от усталости просто рухнул в кресло.

– Если я не ошибаюсь, сейчас не время отдыхать, – прокаркал Билли.

– Не беспокойтесь, – пробормотал Джо, – я только минутку посижу...

Голова его упала на грудь.

Подобное состояние сообщника (мужчны весьма, кстати, крупных размеров) несколько взволновало бандитов, и они начали побаиваться, что их вот-вот заметут копы или другая банда.

– Эй, Джо, потопали отсюда, а то влипнем, как кур в ощип!

Одиночка уже ничего не слышал. Он спал. Панацея, Мордобрайль и Крюкоглав пробовали разбудить его или сдвинуть с места, но Джо был тяжёл, как кит, и храпел, словно проглотил пароходный гудок. Билли начал нервничать. Храп Одиночки мог бы разбудить мёртвую бабушку Билли, а ему в данный момент очень не хотелось с ней объясняться. Все попытки подъёма Одиночки наталкивались на непреодолимую силу инерции.

– Ни хрена не выходит, – жалобно проскулил Билли. – Смываемся и оставляем его здесь. Только бы он молчал!

И они смылись.

 

На следующий день у копов случился настоящий праздник на выезде. Улик было выше крыши, и, видит бог, наконец-то у Джо появился мотив преступления.

– Так ты всё-таки это сделал, Джо, – сказал шеф полиции Генри Колобокс.

– Так точно, шеф, – ответил Джо, радостно улыбаясь, – это всё я. Мои отпечатки тут повсюду.

Джо дали двадцать лет, и он сидел в своей камере, посмеиваясь про себя – чего только не добъёшься с помощью пригоршни снотворного.

 

Через две недели Билли с парнями в припадке угрызений совести и криминальной солидарности подорвал динамитом стену тюрьмы и устроил Одиночке побег.

 

Поворот колеса (Turnaround)

 

Было бы явным преуменьшением сказать, что Тюдор Гаррис нарывался на неприятности, когда решил обчистить казино Чарли Взубы на Валентайн-стрит. Тот, кто выигрывал в носяру больше одного раза подряд, был либо мошенником, либо счастливчиком, а оба эти сорта людей весьма расстраивали руководство казино, причём расстраивали до такой степени, что каждый большой выигрыш непременно сопровождался звуком черепов, раскалывающихся, словно необожжённая глиняная посуда. Гениальная идея посетила Тюдора Гарриса в тот самый момент, когда он наблюдал, как один из счастливчиков пытается выбраться из мусорного бака на заднем дворе казино. Не везёт с мозгами – повезёт в игре.

Про стол для игры в носяру в казино Чарли Взубы сложили стишок: «Крутится-вертится, бегает шарик, Взубы один только знает, где встанет». В этом столе было больше всяческих машин и механизмов, чем придумали за всю историю американской космической программы. Каждый поворот колеса болезненно отзывался на состоянии национальной энергосети. Самоубийцы ошивались у стола в надежде получить бесплатный удар током; серьёзные игроки носили ботинки с заземлением. Однажды колесо никак не могли заставить крутиться, потому что Взубы забыл включить его в розетку. Передовые букмекеры, вроде Лу Плоскодонки, стали принимать ставки на вид смерти, которым погибнет первый игрок за вечер: раздробленный череп или электрошок. Размещённый под столом промышленный электромагнит развивал такую мощность, что зубные мосты, пряжки, часы, ножи и пистолеты неудержимо вырывались из ртов, рук и карманов игроков, и возвращались обратно лишь за довольно необозримые суммы.

Всем было абсолютно ясно, что центром игры был Чарли Взубы, потому что именно он решал, на какой цифре остановится шарик. Некоторые ставили на номер дома Чарли. В течение двух месяцев Тюдор Гаррис, узнав день рождения мамаши Взубы, ставил попеременно на 10 и на 23. Неисправимый игрок Сэмми Дол, который был должен Чарли штуку зелёненьких, установил в окрестностях дома владельца казино мощные громкоговорители, которые день за днём повторяли число 25, пытаясь воздействовать на подсознание Взубы; однако вместо того, чтобы выдать это число на носярном колесе, тот лишь выдал Сэмми Долу двадцать пять горячих. Кое-кто говорил, что шарик никогда не останавливается на тридцати шести, потому что Взубы попросту не знает такого числа.

Обдумав свой план, Тюдор Гаррис зашёл на электростанцию, к своему приятелю Бену Ротику, которому были очень нужны деньги на одну весьма дорогую затею, а зарплаты едва хватало на кодеин. Гаррис и Ротик быстро пришли к соглашению, по которому Ротик устроит бросок напряжения в казино Чарли Взубы в самый интригующий момент игры, а Гаррис выплатит ему за это десять штук зелёненьких на развлечения.

В тот вечер казино, как обычно, было набито битком (в значительной мере вследствие запрета на азартные игры в Светлагере), и Чарли Взубы в задней комнате потирал свои ручонки с такой скоростью, что чуть не добыл огонь. Всё шло по накатанной колее, пока не случился заказанный Гаррисом бросок напряжения, и колесо носяры не превратилось в воющую турбину реактивного самолёта. Фишки разлетелись по всему залу, словно осенние листья, и игроки, с растрёпанными волосами и в растрёпанных чувствах, поливаемые дождём и градом из алкогольных напитков в небольших стаканчиках, решили было, что в казино Чарли Взубы настал Судный День. Все, кроме Тюдора Гарриса, разумеется. Шарик вылетел из колеса со скоростью, неподвластной человеческому глазу. Стакан разбил полупрозрачное зеркало, отделявшее зал от комнаты персонала, и перед глазами изумлённой публики предстали операторы, судорожно нажимающие на кнопки, подобно разоблачённому Волшебнику Изумрудного Города. Все, кто мог, забились под столы, остальные просто рухнули на пол, повторяя про себя мантры, приберегаемые обычно на случай оживлённой перестрелки. Взубы выскочил из задней комнаты, и прошествовал через зал, словно мим, идущий против ветра. Одной рукой он схватился за стол для носяры; его пиджак раздулся напирающим потоком воздуха, будто воздушный шар; в другой руке он держал разбрасывающую искры сигару.

– Если я не ошибаюсь, – проорал он, перекрывая рёв, – в настоящий момент казино испытывает небольшие технические трудности. Однако если презренные горожане подождут минутку, мы справимся с проблемами, вновь сбалансируем колесо, и лихо продолжим наши невинные развлечения.

Никто, однако, не мог сбалансировать колесо, поскольку для этого его надо было сначала остановить. Старший техник Джемми Заткни-Словцо попытался вставить в спицы палку, и был вознаграждён струёй опилок, вылетевших ему в лицо. Авантюрист Джерри Эрл прикинулся, будто помогает остановить колесо, а сам вытачивал на нём, как на токарном станке, деревянного лебедя из подвернувшегося под руку чурбачка. Распространился слух, что образовавшаяся над колесом воздушная воронка приведёт к разнообразным погодным неурядицам. Пятилетний малыш прибежал в казино Взубы, чтобы запустить воздушного змея. Люди приходили к колесу, чтобы посушить волосы после мытья. Ближе к закрытию зашёл Брут Паркер, и поточил о край колеса свой нож. Казино Чарли Взубы навсегда потеряло свою репутацию. К утру взбесившуюся машину было решено снести, а заведение - закрыть.

Днём позже Чарли Взубы был арестован за то, что ухватил копа за рукав и разревелся прямо посреди улицы. Бен Ротик ушёл с электростанции и устремился  на поиски литературной головоломки; больше о нём ничего не известно. Гаррис больше ни разу в своей жизни не играл. Тем вечером он поспорил с Лу Плоскодонкой, что сорвёт игру в носяру, вынесет всех игроков, и добьётся закрытия казино из-за потери репутации. На полученные от Лу деньги Гаррис приобрёл роскошные апартаменты, и только раз заглянул обратно в казино, чтобы гордо пройтись вдоль покорёженных столов в своём новом прикиде от Армани. Шарик так никто и не нашёл – до того самого момента, как Гаррис поскользнулся на нём и сломал себе шею.

 

Авто-катастрофа (Motorcrash)

 

Салли-с-Пушкой звали просто Салли, пока она не купила себе полуавтоматическую винтовку «Армалайт» в круглосуточном магазине оружия Брута Паркера, и не принялась палить из неё в супер-взломщика Билли Панацею. Первый, кто назвал её С-Пушкой, заработал выстрел в упор, так что копам пришлось обводить контуры тела по стенам и потолку. Все очень удивились – Салли всегда была очень милой девушкой. Кое-кто говорил, что это Билли Панацея сбил её с пути истинного.

В старые добрые времена Салли занималась простейшими автокражами. Она приходила в автосалон и просила дать прокатиться на одной из выставленных там машин, ехала на ней пару кварталов до торговца подержанными автомобилями, и там продавала или меняла, получая небольшой навар. Всех восхищал её непринуждённый стиль.

Салли и Билли Панацея считались предприимчивыми и инициативными молодыми людьми. Они попали на первую страницу «Вестника рецидивиста» в один и тот же день. Наконец они одновременно оказались в баре «Замедленная реакция» на Валентайн-стрит, где – независимо друг от друга – заказали весьма нездоровую пищу. Его гамбургер непристойно подтекал, её сэндвич с курицей был явным надувательством. Билли и Салли приблизились к бармену Дону Тото с разных сторон, и принялись душить его. Их руки встретились на его шее, и искра пробежала между ними. Когда Тото, обмякнув, опустился на пол, они увидели друг друга в первый раз.

Красота Салли балансировала на краю дозволенной реальности. Её тело было трёхмерной рельефной картой пляжей Южной Калифорнии, ноги были шиной заземления, проходившей от её нижней чакры до самого центра Земли, тёмные очки охватывали голову так плотно, что казались её неотъемлемой частью. Билли был раздавлен и приколот к стене.

На Билли были белые рабочие штаны и куртка цвета синяка, из-под которой выглядывала чёрная майка с белой надписью «ГУРМАН СНА». Он выглядел на миллион мексиканских долларов. Салли неудержимо захотелось купить ему приличный костюм.

В следующие несколько месяцев они стали не разлей моча. Билли был счастлив, как никогда, и с удовольствием мочил каждого, кто ему об этом говорил. Салли сшила ему «прыг-чпок» – костюм, весь покрытый липучками, для лазания по неприступным стенам. Билли купил ей огромный грузовик с прицепом для перевозки автомобилей, чтобы она могла красть по дюжине машин за раз. Салли хватала уличных мимов и крепко держала, пока Билли лупил их по морде. Они казались идеальной бандитской парой, исключая, пожалуй, только их нежелание раз за разом умирать под градом пуль в замедленной съёмке.

Конечно, оба они были весьма честолюбивы в том, что касалось незаконопослушности, и это породило конфликт в их отношениях. Билли и Салли стали спорить, кто из них делает больше денег, кто быстрее бегает в темноте, и чья профессия требует большего мастерства. Вскоре они стали рисковать по глупости, тащить домой больше, чем могли унести, и всячески искать проблем на свои задницы.

Ни Салли, ни Билли не были высокоморальны. После того, как мэр Светлагера сказал в своей очередной речи, что все виды преступлений одинаково омерзительны, они решили, что их способы добычи денег полностью взаимозаменяемы, и договорились на денёк поменяться ролями, чтобы выяснить, кто более искусен. Билли был современным парнем – однажды он уложил крысу из плазмомёта – и его привлекали подобные вариации. Салли же вся трепетала: одно дело – угонять машину, там транспорт всегда под рукой; кража со взломом напоминала ей добровольный вход в клетку со львом.

Билли собирался украсть машину старым, проверенным Салли методом, и предложил ей ограбить квартиру продавца из салона, вскоре после того, как он скроется с автомобилем. Он пообещал навести в салоне такого шороху, что копы будут допрашивать весь персонал часами, а потом отправятся в кафе за пончиками и кофе, обеспечив ей полную свободу действий. План казался безупречным.

Ночь упала на Светлагер, как небьющаяся тарелка. Салли влезла в нужное окно, и столкнулась лоб в лоб с продавцом из салона, поджаривавшим омлет на газовой плите. Она сразу поняла, что Билли подставил её – в ходе тренировок он проводил её по тем же местам, которые взламывал сам, и если копы схватят её тут, то повесят на неё заодно и все дела Билли. Избивая продавца до бесчувствия и привязывая его к батарее, Салли пыталась понять, как она могла поддаться на такую очевидную уловку? Всё вокруг казалось нереальным, словно в современном романе.

Время летит стрелой, когда пытаешься уйти от кутузки. В следующую минуту Салли была в круглосуточном магазине оружия у Брута Паркера, где запаслась пушкой, достаточно мощной, чтобы отправить человека в космос. У подъезда Билли был припаркован новенький «Феррари 348». Салли передёрнула затвор.

Билли смотрел по ящику «Мишек-волосатиков», когда его жилище содрогнулось от пальбы. Окна вылетели, стены обрушились, в одно мгновение превратив удобный домик в заштатный отель. Билли потом был очень смущён тем, что в ту же секунду вызвал копов – в основном, чтобы проверить, не они ли стреляют. Он не давал Салли ключ, потому что сам никогда им не пользовался. Копы подкатили как раз в тот момент, когда Салли вышибла дверной замок из своего «Армалайта» и ворвалась в дом, поливая огнём гостиную. Билли, словно щука, нырнул за диван, который тут же оказался нафарширован пулями под завязку. Унося ноги, Салли провентилировала парочку копов и проехалась по третьему в «Феррари», оставив на дороге нечто, напоминающее испорченную пиццу.

Она пересекла мексиканскую границу раньше, чем шеф полиции Генри Колобокс успел досчитать до десяти, и за эти три дня Билли Панацея придумал себе правдоподобную легенду, всё это время трясясь, как листок в шреддере. Он рассказал полицейским, что практически заслужил подобное обращение со стороны Салли, поскольку пытался снять с неё тёмные очки без разрешения. Билли посадили в тюрьму за оскорбление действием, а Салли провернула серию залихватских вооружённых ограблений, благопристойно растянувшуюся по всей стране, от одного побережья до другого.

Прикол в том, что Билли не только не подставил Салли, но даже и не украл «Феррари» – через семь секунд после того, как он вошёл в автосалон, продавец угрозами и запугиваниями заставил его купить машину за сто пятьдесят штук зелёненьких.

 

Незаметный (Ambient)

 

Природа не терпит пустоты, и стремится заполнить её покоем. В этом отношении Джесси Тормоз выделялся из окружающей его светлагерской толпы. Конечно, он разок уснул стоя, покоряя океанские волны на доске с парусом, скорость мысли посещала его, только застав перед зеркалом с бритвой в руке, а промежуток времени между заданным ему вопросом и ответом наводил на мысли о спутниковой связи, но всё это вовсе не означало, что Джесси неспособен на большее. Словно амбиентный шум на заднем плане, он был практически неразличим за инструментальными партиями бандитов и вокалом антигероев, использовавших город, как свою криминальную студию. Он отточил своё преступное мастерство до такой степени, что стал практически невиновным.

Профессиональный путь Тормоза был чрезвычайно тернист, и по мере продвижения по нему становился всё уже. В роли обычного вора он продержался не дольше, чем факир-эпилептик на сцене в компании удава. Джесси верил, что беспорядочное воровство представляет из себя ярковыраженную форму религиозного исступления. Он понимал, что богатства этого мира не возьмёшь с собой на тот свет, поэтому старался обделать всё так, чтобы его не подстрелили в самый неподходящий момент, например когда он исчезал с места преступления. К сожалению, у него не было ровно никакого представления о том, как правильно грабить магазин; он считал естественным попросту влететь в дверь налегке, а потом вылететь из неё, изнемогая под грузом кассового аппарата и засыпного сейфа. Доктора только диву давались на его лопнувшие сосуды и двойные грыжи, часто повторяя себе под нос «прямо как в учебнике». Джесси всегда надевал маску, но всякий раз одну и ту же; продавцы нажимали тревожную кнопку, как только он возникал на горизонте.

Потом Тормоз задумал сделаться вором-карманником. Карманники обычно обходили Светлагер стороной, боясь нарваться на аксолотля, которых светлагерцы издавна носили в карманах в качестве отпугивающего средства (впрочем, проведённое Тормозом небольшое исследование показало, что большинство из них уже позабыли побудившие их к этому мотивы). Таким образом, на рынке образовалась ниша, и Джесси поспешил её заполнить. Однако обладатель первого же кармана, в который он запустил свои пальцы, двигался по улице с такой скоростью, что Тормоз практически сорвал с него штаны.

Джесси вернулся к магазинным кражам. Теперь он обратил своё внимание на хозтовары, вроде листового стекла или виниловой краски в банках. Он, как бы случайно, разбивал стекло, и удалялся с полными карманами позвякивающих осколков. Он пытался вскрывать банки, тайком выпивать из них краску, и выносить из магазина в расплющенном виде; однако охранник моментально просёк фишку, как только Джесси, проходя мимо него, схватился за горло и стал давиться, вяло помахивая рукой в сторону стеллажей с лакокрасочными изделиями.

Ни один классический трюк не сработал, и Джесси принялся экспериментировать. Он сумел незаметно вынести несколько мазков краски на собственной рубашке; радость от первой удачи трудно было описать словами. Оторвав хвостик у сочного яблока, он выбежал из гастрономии, завернул за угол, и пошёл неторопливой уверенной походкой, едва завидев приближающегося копа. Добыча его становилась всё мельче и мельче: он стал красть пух с одежды прохожих, а потом отдельные волоконца водорослей, выброшенных на берег залива, неизменно удирая с места преступления на мощном джипе. Ночью он проник в городской зоопарк и похитил из клетки с шимпанзе молодого муравья, затаившегося в траве. Затем он вернул украденное животное в целости и сохранности ошеломлённым властям, привязав к спичечному коробку записку: «ЭТО БЫЛО ЛЕГЧЕ ЛЁГКОГО, ИДИОТЫ». Никто не мог поверить в его дерзость, как, впрочем, и обнаружить её следы. Джесси крал ангелов с конца иглы; даже аура вокруг него была чужой. Сталкиваясь с людьми на улицах, он умудрялся стащить у них по нескольку десятков атомов за раз. Ни один мексиканский пограничник не заподозрил его в контрабанде солёной, обогащенной белками воды, которую он провозил в собственных слёзных железах.

Он оставался первопроходцем в области крохотных, но превосходно организованных преступлений, пока однажды его не арестовали в ресторане на Глубь-стрит с полным носом протонов и нейтронов, незаконно вынесенных с университетского циклотрона. К моменту выхода на свободу Тормоз отточил своё искусство до такой степени, что его преступления представляли собой лишь слабые электрические импульсы, пробегавшие по синапсам головного мозга. Джесси был уверен, что никто не станет указывать ему, о чём думать.

Впрочем, он жил в Америке.

 

Copyright (c) Steve Aylett 1994

Перевод (c) hotgiraffe 2002

 

Hosted by uCoz